14 февраля Марии Бирюковой (послушнице в Спасо-Преображенском православном соборе Никополя) исполнилось 90 лет!
Александр ПАЛЕЦ, «Репортер»
Наверное, нет в Никополе человека, который не видел бы (хоть раз) на крыльце собора маленькую, худенькую, слегка согнутую женщину в неизменно черном одеянии. Она собирает пожертвования прихожан на церковные нужды, содержание и украшение собора, воскресной школы и реализацию социальных проектов. У нее уверенный голос, твердая походка, логичное мышление для такого возраста. Прихожане обычно перекидываются с ней фразами, прежде чем переступить порог собора. Все зовут ее просто Егоровной. И она успевает ответить человеку на вопрос, дать совет, помолиться за удачу… С малолетнего возраста с бабушкой ходит в собор и правнучек Илюша. Так и дорос до пономаря (помогает священникам вести службы). Еще он – староста Воскресной школы. А потом и его младший братик Александр стал служить при соборе тоже пономарем.
… И вот мне довелось сделать с Егоровной интервью.
Обыкновенная пятиэтажка, квартира на четвертом этаже. На стенах, в серванте, на столике – множество икон, брошюр и книг на православную тематику. Такое ощущение, что находишься в часовенке, даже запах свечей чувствуется. Мария Егоровна сидит напротив меня на стульчике, немного съежившись от смущения, и вспоминает прожитое и пережитое.
– Мария Егоровна, с начала Великой Отечественной войны прошло уже 80 лет. Вам тогда было всего 10. Что же вы помните из того времени?
– А как и все. Село Щелково Беленихинского района Курской области, нас пятеро детей в крестьянской избе. Родители с раннего утра до позднего вечера на работе: то в поле, то на домашнем огороде, то с домашними животными…
И на глазах у Егоровны первый раз вижу слезы, которые она утирает
фартуком.
– Село наше было очень большое, – продолжает Егоровна. – Действовали две водяные мельницы, был рыбколхоз. А какая красивая природа! С одной стороны село окружал густой лес, а с другой – речка и плавни. Какие это были тяжелые годы, какая беднота была до войны еще. Но как-то было весело, люди были очень дружелюбны. Мы с младшей сестрой летом попеременно сторожили колхозную птицеферму. Она с утра, я – после обеда. Возвращалась домой уже поздно, в темноте. Страшно было. Кругом бегали отвязанные собаки. Плачу, плачу, пока дойду. Мне тогда было не 10 лет, а всего 7. Приду домой – слезы вытру, чтоб мама не видела, и сразу спать, уже и кушать не хотелось от усталости. Ходила в школу. На обед брала с собой кочан кукурузы или кусочек хлеба – вот и вся еда. Семья-то была не зажиточная, еле концы с концами сводили, несмотря на то, что отец тоже тяжело работал. Беру на плечи тряпичную сумку, которую пошила мама, складываю книги, тетрадки – на занятия (тяжело вздыхает). Чернил не было, делали сами, писали на бумаге перьевыми ручками. И нас строго учили выводить каждую буковку, не так, как сейчас пишут школьники – почерк-то и не разберешь у них. А 1 сентября папу забрали на фронт. «Евдокия, береги детей!», – только и сказал он на прощание маме. На всю жизнь запомнились мне эти его слова.
– Историки называют бои в вашей местности «Курской дугой». Уж очень они были страшными. Какие у вас остались воспоминания о том времени?
– Да, война была страшная, жестокая, – на глазах у Марии Егоровны опять выступают слезы. – Село по несколько раз переходило из рук в руки – то немцы его займут, то наши войска. Когда в селе были немцы, они всех старались обучить своему языку. Но не грамоте, а устной речи, чтобы мы понимали, чего они от нас хотят. Но знаешь, Саша, что я тебе могу сказать, может, и не понравится: наши местные полицаи были куда страшнее немцев. Ходили по дворам с ломиками и выстукивали, не спрятали где зерно или еще что-то.
– Многие подростки попали тогда на рабские работы в Германию. Как у вас это происходило?
– А вот как… Немцы согнали все наше село в кучу и велели идти в райцентр, оттуда, мол, повезут в Германию. Остановились мы вечером у леса изможденные на привал. А котелка и ложек нет. Не в чем и ужин нехитрый приготовить. И я решила вернуться домой. Ползла бурьянами, чтобы не заметили немцы и не вернули назад, до крови разбила коленки и расцарапала руки. И в своем дворе увидела немца Ганса. Он с другими сослуживцами скручивал провода, видно было, готовились тоже к отходу, так как Красная Армия наступала. Он удивился, когда увидел меня. «Киндер, киндер» – поманил пальцем, расспросил, почему я здесь. Я ответила, что пришла за котелком и ложками, так как нас наутро готовят к отправке в Германию, а в дороге ложки-кастрюльки могут понадобиться. А немец мне и ответил: «Вас утром за селом всех расстреляют – пих-пах!». И посоветовал тайком вернуться всей семьей в деревню, спрятаться с матерью, сестрами и братьями в погребе. Дал мне большую буханку хлеба, банку мясных консервов, то ли с горохом, то ли с фасолью, уж точно не помню. Когда я прибежала к своим, то вслед за нами стали разбегаться и другие односельчане.
– Потрясающая история! А тогда ответьте на мой вопрос: были ли на вашей памяти другие положительные высказывания селян о немцах-оккупантах? Люди, живущие на оккупированных немцами территориях тоже рассказывали такие редчайшие истории. Даже в Никополе говорили, что такое было. Как рассказывала моя покойная бабушка, в войну она работала на хлебзаводе. Когда город был оккупирован немцами, они разрешали выносить через проходную буханку хлеба (а у нее на руках было трое маленьких детей, которых нужно было чем-то кормить).
– Гитлер ведь хотел захватить нашу страну, надеялся на дешевую рабочую силу, на наши природные богатства… Но были же, наверное среди них те, которых взяли в армию по призыву. Может, тот Ганс был учителем или каким-нибудь технарем… А тогда ночь стояла такая светлая, что можно было иголки собирать. Самолеты летали очень низко над самой землей, зенитки все освещали. Плач, стоны… Убитая женщина лежала на земле, дети плакали над ней, оторванную ногу видела… Жутко вспоминать. Наутро вернулись в село, его уже заняли наши войска. Маму нашу тоже в эту ночь ранили, и в скорости она умерла. За ней умерла от болезни и сестра. Осталась я одна с сестрой и братьями. Сама еще маленькая, а уже взвалила на себя непосильную ношу поднимать на ноги младшеньких. Но Бог меня берег…
– Ну и понятно, что было в послевоенные годы…
– Да, тяжело работалось в колхозе. Я и жала, и косила, и зерно молотила. «Так-так», – вылетало из двух цепей. «Так-так-так», – из трех. «Так-так-так-так», – это уже когда молотили в четыре цепа. А еще и хлеб в снопы вязала, и шерсть овечью чесала, носки вязала, отправляли их на фронт. Думала, может, и отцу моему мои носочки достанутся, не будет в холодных окопах мерзнуть. Долго пыталась разыскать отца, но так и не нашла.
– А как вы его искали?
– Ой, я и в военкомат обращалась, и в сельсовет, и писала письма в редакции местной и областной газеты, даже в газету «Правда». Но никто ничего не знал. Оказалось, что нас разыскивал сослуживец отца. Мужчина из соседнего села (без рук и без ног), который последним видел отца, сказал сестре матери: «Не ищи его, не найдешь. Мы служили вместе и под Курском попали в плен. А когда немцы отступали, то всех нас согнали в барак, облили тот барак бензином и подожгли. Все там остались навечно. Мне чудом удалось спастись, вот, видишь, остался без обеих рук и ног. Кому я такой инвалид нужен? Лучше б я погиб. Больше я Егорушку не видел». Так нам пришлось жить в селе без родителей.
Вдвоем с сестрой хату соломой перекрывали, поливая солому водой с глиной, чтобы держалась. Сама картошку сажала, хлеб сеяла (присматривалась, как это делают взрослые), и получалось не хуже, чем у них, они порой даже удивлялись, как такая малолетка со всем управляется. А огорода было 50 соток!
– А как в детдом-то попали? Слышал я от прихожан нашего собора.
– Как? Да сама поехала младших сдавать в детдом, какой-то момент невмоготу стало. Поняла, что школу не потяну. Приехала в Курское облоно. Рассказала нашу историю. Расспрашивали, как мы питаемся.
Я упомянула, что крупы давали иногда. Не успела вернуться домой, а тут уже комиссия понаехала. Все проверяют, у заведующей складом нашли большое количество неучтенных мешков с крупами, рулоны материи и прочее. Осудили ее, имущество конфисковали, а припрятанное – людям раздали. «Вот малая, так малая, вывела на чистую воду воровку!» – говорили у меня за спиной. Так я оформила сестру и братьев в детдом, долго добивалась, чтобы не разъединяли, а всех в одно место отправили. Сама просилась туда. К тому времени я закончила только 5 классов. Учиться надо было дальше. Я готова была работать в детдоме ночью няней, лишь бы днем дали возможность ходить вместе с детдомовцами на занятия. Но когда услышала о вербовке молодежи на восстановление Харьковского кирпичного завода, то записалась туда.
– Наверное, надеялась, что денег удастся подзаработать? По всей стране шло восстановление. Напряжение было такое, что мужики не выдерживали.
– Ну да. Труд был каторжный, целую смену очищать кирпич, песок летел в глаза. Проработала две недели и больше не выдержала. Устроилась на работу на харьковский тракторный завод (ХТЗ), на сборочный конвейер. Оборудование было старое, постоянно ломалось, не труд, один ад. О технике безопасности никто не думал. И в один момент, когда я стояла за станком на металлическом коврике, меня шибануло током, через все тело прошло высокое напряжение. Выписалась из больницы практически нетрудоспособной с поражением центральной нервной системы. Перевели кладовщицей.
– Вы уже были замужем на тот момент?
– Нет, семью я создала немного позже. Будущий муж Петр работал вместе со мной, сам он родом из Лозовой, под Харьковом. Жили по разным общежитиям, а когда зарегистрировались, нам дали комнату в семейном общежитии.
– Там у вас родился сын?
– Да, в Харькове в Благовещенском соборе мы его сразу же и окрестили.
И глаза ее покрываются дымкой печали.
– В 2007 году умер мой сынок Сашенька от обширного инсульта. Не могли спасти. Он работал начальником караула в пожарной части города, но сам всегда был впереди. Осталась внучка Елена, работает главным лаборантом в районной больнице. Она рано овдовела (муж утонул), осталась с двумя маленькими сыновьями на руках. Вышла замуж второй раз, родили общего ребенка с новым мужем, а я забрала Илюшу к себе (на то время жила одна, уже похоронила мужа). Так с пупянка и растили. Сегодня он уже заканчивает 11-й класс, живет с мамой. Ходил всегда со мной в церковь, был на службах. Сейчас он пономарь. Участвует во всех мероприятиях, которые проводятся в соборе и воскресной школе. Он мальчик мягкий, но упорный.
– А когда вы приехали в Никополь?
– В Никополь наша семья переехала в 1959 году. Тогда набирали рабочих в литейный цех завода имени Ленина, туда и направили моего мужа Петра. Так Никополь стал для нас родным.
– Вы всегда были верующим человеком?
– Знаете, сколько себя помню, с детства, всегда была глубоко верующим человеком, жила с Богом в душе. Не зря же меня нарекли Марией при крещении. И покровительство Матери Божией я чувствовала всегда. В тяжелые военные годы молилась Пресвятой Богородице, всегда призывала Ее на помощь, и Она мне всегда и во всем помогала. Благодаря ее заступничеству мне удалось одной, без родителей поднять братьев и сестру, не растерять их по разным детским домам.
Кода мы переехали из Харькова в Никополь, здесь были закрыты все церкви, так, представьте, мы с сыном ходили к закрытому Спасо-Преображенскому соборуи целовали висящий на соборе большой амбарный замок. А молиться наша семья ездила на Лапинку, там тогда действовал единственный в городе Крестовоздвиженский храм. Обидно было, что людей отлучали от церкви, помню, даже рейды милицейские были возле храма, детей, комсомольцев выгоняли. А я так и осталась с Богом на всю жизнь. Господь и Матерь Божия окрыляли мое сиротство и во всем всегда помогали. Храм всегда нуждается в помощи, и без храма человеку трудно прожить, плохо, что не все это
понимают.
– Вы посвятили себя Церкви?
– Да, я пришла к Богу. Помню, как тяжело было добиться открытия Свято-Знаменской церкви в Старом городе. Я ходила туда вместе с другими православными и помогала ее отстраивать, и доски доставала, и белила храм, и красила, и облачения стирала. Только одного мусора из подвалов вывезли множество самосвалов! Ездила даже в Москву добиваться разрешения на ее открытие. И Петр, муж мой, также трудился на восстановлении храма. Вот, смотрите (показывает пожелтевшее от времени фото) он на реставрации входа в храм работает.
– Мария Егоровна, а правильно ли мы поступаем, что часто жалуемся на свою жизнь, что все у нас как-то не так?
– Господь пострадал за нас всех, и не так, как мы страдаем. Мы получаем все по своим делам. Сегодня весь мир в гневе, мы всем недовольны, то власть не такая, то президент не такой. А мы какие? Как мы живем? Почитайте Евангелие. Сколько история знает случаев, когда уничтожались целые города. Так что мы живем сегодня, как в раю, нужно только быть поближе к Богу. Видите, у меня иконы и книги. Я каждое утро и каждый вечер читаю молитвы. Господь знает, что каждому из нас нужно, направляет на путь истинный. И Его надо благодарить. Он нам напоминает каждую минуту, что мы расслабились, а так нельзя. Как не было трудно во время карантина, но в Никополе церкви не закрывали. Соблюдали дистанцию, проводили санитарную обработку, придерживались необходимых карантинных мероприятий. Во время освящения пасок в прошлом году у собора дежурили полицейские, пропускали в собор очень строго. А я за всем этим со стороны наблюдала и комментировала: «Пропустите, это наши служащие. И это наши. А это наши прихожане».
А когда я услышала восклицание полицейского: «Да сколько их будет, ваших?», то ответила: «Да, это все наши. И вы – тоже наши!». Их можно понять, они выполняли свой долг. Работники собора их и чаем горячим поили, чтоб не мерзли на холоде.
– Мария Егоровна, вы состоите монахиней при каком-то монастыре? Вас все время видят в черном облачении.
– Ну что вы, ни в каком монастыре я не состою. А в чем я могу ходить после того, как похоронила братьев, мужа, сыночка? Какие могут быть наряды?
– Вы сказали, что правнучек уже пономарь в соборе. Не думает связать с Церковью свою дальнейшую жизнь?
– У него есть мечта поступить в духовную семинарию и посвятить себя служению Богу. Но я пока склонна к тому, что ему нужно приобрести сначала гражданскую специальность. А потом уже идти по церковной стезе. Ты, говорю ему, приедешь священником после семинарии в какую-то деревню, там и храма может не быть.
Все надо начинать своими руками делать. А из прихожан будет всего несколько старушек, таких, как я. И как ты будешь дальше? Нужно иметь хоть какой-то опыт за спиной. Ну, это мое мнение. Как он решит – одному Богу известно. Он вот в компьютерах хорошо разбирается… А младший его брат уже учится на компьютерщика в Харькове.
– В свое время редакция «Репортера» подарила ему компьютер. А помог нам его собрать из запчастей друг редакции, опытный компьютерщик Леонид. Компьютер внуку пригодился?
– Конечно, вот он у него в спальне и сейчас стоит, он на нем работает, повышает свой кругозор. И младшенький внучок на нем работал. Спасибо вам.
– Правильно ли мы воспитываем своих детей?
– Это болезненный вопрос. Знаете, как говорят, чтобы зерно проросло, ему необходимо создать условия. Посеянное в асфальт хороших ростков не даст, не будет возможности развить корни. Сейчас можно часто слышать, мол, мы не были такими балованными, как нынешнее поколение. Руки нельзя опускать никогда, а детей надо воспитывать только на личном примере.Никогда не говорите ребенку: «Посмотри, какой соседский Андрюша хороший и воспитанный, послушный, а ты почему не такой?». С ребенком надо общаться, как с взрослым, советовать ему, понимать его. И самим нужно у детей чему-то поучиться. Не замечайте, если ребенок невзначай скажет что-то для вас обидное, переборите себя, промолчите, пройдет время, и он это поймет сам. Чаще обращайтесь к Богу и за все его благодарите. Если Господь послал нам болезнь или какое-то тяжкое испытание, – значит, он пытается нас остановить. Он не дает нам больше, чем мы можем вынести. Подумайте в этот момент о своем поведении. Что вы сделали не так, кого обидели. Мы сами взрастили в себе это. Проанализируйте свое поведение и попросите у Господа прощения. И, конечно же, исповедуйтесь перед Богом, ОЧИСТИТЕ СВОЮ ДУШУ.
– Вы верите в загробную жизнь?
– Некоторые люди ничему не верят, но очень часто сны бывают вещими. Не было бы загробной жизни, то нам и верить не было бы во что. Страшно уходить в мир иной? Нет. Этого не надо бояться. Нужно бояться только за то, какую ношу мы туда с собой возьмем. Правильно ли я поступал, когда жил в роскоши, а рядом сосед умирал без куска хлеба? Никакое богатство мы туда с собой не возьмем. Любите ближнего своего так, как любите себя. Помогите нищему, больному, страждущему. Не надо бояться смерти, главное – не суетиться, знать, что ТАМ тебя ждут и встретят твои родственники и отведут, куда надо, к Господу. А Господь нас приютит там всех в добре и мире. И он нас там ждет с покаянием.
И в конце нашего разговора Егоровна рассказала притчу:
– Ждет мужик в гости Господа. Накрыл стол, приготовил всякие яства.
А тут в калитку стучит бездомная старуха, поесть просит. Прогнал ее мужик, не до тебя, сказал, я Господа жду в гости. А затем пришел больной старец, попросил воды попить. И его отправил мужик ни с чем. Даже во двор не пустил. Прибежала и голодная собака, повиляла хвостом, но не получила и корочки хлеба со стола. Не дождался мужик Бога и произнес: «Господи, где ты? Я тебя уже заждался». «А я к тебе три раза приходил, и ты меня выгнал», – ответил Бог.
После встречи с этой удивительной женщиной приходят мысли: как же много, порой, кажется, совсем непосильного, может вынести человек и остаться человеком – терпеливым, трудолюбивым, ответственным. Умеющим радоваться жизни, любящим Бога, своих близких, коллег, соседей и город, в котором мы живем. Мария Бирюкова прожила свою жизнь в неутомимом труде, в заботах о семье, в согласии, уважении и любви. Это и ценно, в этом и суть. И пусть жизнь продолжается… Вот прожил день, и радуйся, что ничего не случилось, что все живые, и проси у Бога, чтобы не было хуже.